«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл - Эдит Несбит

каждый день меня кто-нибудь наталкивает на такие мысли.

Отыскав Элис, я рассказал ей, как повела себя леди перед уходом, и когда сестра перестала плакать, мы убрали бутылку, решив больше не предлагать вино людям, которые приходят к нам в дом. Остальные от нас ничего не узнали, кроме того, что леди вино не купила.

А потом мы отправились на Блэкхитскую пустошь. Там мимо нас промаршировали солдаты. А ещё давал представление бродячий кукольный театр. И домой мы вернулись совсем в другом настроении.

Спрятанная с глаз долой бутылка обросла толстым слоем пыли и, вероятно, со временем вовсе бы скрылась под ним из виду, если бы в наше отсутствие к нам домой не зашёл проповедник. Не наш местный.

Нашего зовут мистер Бристоу, мы все его очень любим и не стали бы предлагать ему херес, как и любому другому симпатичному нам гостю. Два фунта в неделю каждому из нас на досуге должны были приносить совершенно иные люди.

Речь о проповеднике, совершенно нам не знакомом, случайно забредшем с вопросом. Он справился у Элизы, не хотели бы милые детки посещать его маленькую воскресную школу.

Мы, вообще-то, всегда проводим воскресные дни с отцом. Но раз уже этот незнакомый священник вместе с просьбой передать приглашение оставил Элизе адрес своего прихода, нам показалось нелишним зайти к нему, объяснить, что по воскресеньям мы заняты, а заодно захватить с собой и наш херес.

– Я не пойду, если вы, все остальные, тоже не пойдёте. И говорить я не буду, – упёрлась Элис.

Лучше нам никуда не ходить, сказала Дора. Так ей кажется. Но мы ответили:

– Ерунда!

В результате она пошла с нами. И я этому рад.

Освальд заметил, что, если другие не против, говорить может он, поскольку слова из инструкции у него от зубов отскакивают.

К проповеднику мы отправились субботним днём. Дом у него оказался новый. Красного цвета и с садом совсем без деревьев, а только с гравием и очень ярким жёлтым бордюром. Всё очень аккуратно и сухо.

Только мы собрались позвонить в дверной колокольчик, как из дома послышалось пронзительное: «Джейн! Джейн!» И мы все разом подумали, что нам не хотелось бы оказаться на месте этой Джейн. Когда человека зовут таким жутким голосом, его поневоле становится жалко.

Нам открыла очень аккуратная служанка в чёрном платье и белом фартуке, тесёмки которого она завязывала на ходу, как мы разглядели сквозь разноцветное стекло в двери. Лицо у неё было красное, и мне показалось, что перед нами та самая Джейн.

Мы спросили, можем ли видеть мистера Маллоу. Служанка ответила, что мистер Маллоу в настоящее время очень занят – пишет проповедь, но она узнает.

Тут Освальд сказал:

– Да всё в порядке. Он сам просил нас зайти.

Она впустила нас всех, заперла дверь и довела до очень тщательно убранной комнаты. Там стоял шкаф, полный книг в переплётах из чёрной хлопковой ткани с белыми наклейками, а ещё присутствовали какие-то скучные картины, фисгармония и письменный стол с выдвижными ящиками, за которым сидел и переписывал что-то из книги мистер Маллоу. Толстенький, низенький и в очках.

Когда мы вошли, он, не знаю уж почему, поторопился накрыть написанное чистым листом бумаги. Вид у него был довольно сердитый, а издали снова донёсся визгливый голос, который мы уже слышали, стоя под дверью. И голос этот бранил Джейн или кого-то ещё. Надеюсь, не потому, что она нас впустила, но всё же, подозреваю, именно потому.

– Ну и зачем вы пожаловали? – не слишком любезно спросил нас священник.

– Вы сами нас просили зайти, – не растерялась Дора. – Мы – Бэстейблы с Льюишэм-роуд.

– О‐о! Ах да! – спохватился он. – Так, значит, я вас всех завтра жду?

Он оторвал перо от бумаги и принялся вертеть ручку в пальцах, но не предложил нам присесть, так что некоторые из нас сели сами, не дожидаясь приглашения.

– Воскресные дни мы всегда проводим с отцом, – сообщила Дора. – Но нам хотелось поблагодарить вас за то, что вы были так добры и нас пригласили.

– И хотели вас ещё кое о чём попросить, – перешёл к главному Освальд, делая Элис знак налить херес в мензурку.

Это она и сделала у него за спиной, пока он говорил.

– У меня очень мало времени, – поморщился мистер Маллоу, глядя вместо меня на часы. – Но всё же… – Тут он пробормотал что-то не очень разборчивое про «нужды паствы» и наконец перевёл глаза в мою сторону. – Скажи, дорогое дитя, какие тревоги тебя привели ко мне, и ты получишь всю меру помощи, которую я только в силах тебе предоставить. С чем ты пришёл?

Освальд быстро взял из рук Элис мензурку и протянул её священнику:

– Я пришёл узнать ваше мнение об этом.

– Об этом? – удивился священник. – И что у тебя там такое?

– Поставляется из-за границы, – объявил Освальд. – Там вполне достаточно, чтобы вы распробовали.

А Элис налила чуть ли не половину мензурки. Видимо, от волнения позабыла, сколько нужно отмерить.

– Из-за границы? – переспросил священник, беря мензурку.

– Да, – подтвердил Освальд. – Уникальный букет. Полнотелое, с ореховыми нотками.

– Действительно, очень напоминает по вкусу один из видов бразильского ореха, – как всегда, не могла промолчать Элис.

Священник перевёл взгляд на неё, а потом обратно на Освальда, а тот продолжал расписывать достоинства вина в точности по инструкции.

Мистера Маллоу будто льдом сковало. Он так и застыл с мензуркой в вытянутой руке.

– Подобного качества по столь умеренной цене ещё не было. Выдержанное и одновременно нежное. «Аморо…» Как его там дальше?..

– «Аморалио», – подсказал Г. О.

– «Аморозо», – вспомнил Освальд. – Заткнись, Г. О. «Кастилиан аморозо». Подлинно качественное десертное вино. Бодрящее и вместе с тем…

– «Вино»?! – воскликнул мистер Маллоу, отведя ещё дальше от себя руку с мензуркой. – А известно ли вам, – начал он каким-то совсем другим голосом, который с каждым словом густел и набирал силу (полагаю, именно так он проповедует с кафедры в своей церкви), – известно ли вам, – повторил он, – что именно питие вина и прочих горячительных напитков – да, в том числе и пива! – выкрикнул он, – множит число несчастных детей и опустившихся до весьма пагубного состояния родителей в половине домов Англии?!

– Ничего такого не будет, если вы добавите туда сахара, – решительно возразила Элис. – Восемь кусков, и как следует потрясти бутылку. Мы попробовали каждый по чайной ложке – и ничего, не заболели. Г. О., правда, было чуть-чуть нехорошо с животом, но это, наверное, от желудей из парка.

Проповедник молчал, похоже утратив дар речи под напором противоречивых эмоций.

В